Он жизнь-то толком не узнал, Он в ней едва лишь оперился: В июне свадьбу он сыграл, А сын у мертвого родился.
Он написать едва успел Одно письмо супруге с фронта, Но со стены на нас смотрел Всегда, после любых ремонтов.
Он форму не успел обмять Для снимка: мешковата слишком… Так странно дедом называть Его – совсем еще мальчишку.
Он слишком юн был для того, Чтобы героем притворяться… Я старше деда своего, А мне всего лишь девятнадцать.
20.07.41
Месяц рвался блицкриг на восток, Наглый, сытый: откушал Европами. Пали Витебск, Смоленск, Городок – Белорусский завязан мешок… Окруженцы, не чувствуя ног, Еле шли полуночными тропами.
А на самой границе, у берега Буга, В старой крепости каменной, загнанный в угол, Стиснув злым кулаком окровавленный уголь, Кто-то пишет слова – не родным и не другу – А для тех, кто придут, кто придут, кто придут… Ждать умеют и камни. И камни все ждут…
Подмосковье, Смоленск, Беларусь – Сколько трудных дорог было пройдено, Чтобы знал весь огромный Союз Те слова на стене наизусть: «Умираю, но не сдаюсь. Прощай, Родина».
Утром двадцать второго
Мы три года с излишком Шли от бед до побед: В сорок первом мальчишка, А сейчас – уже дед.
Помнишь ад летней бани? «Мессер» бреет овраг, А у нас до Кубани – Только в небо кулак.
И от пыли седые, Не могли мы вдохнуть, Зарываясь России В материнскую грудь…
Да ведь кто, кроме нас-то? Тот январь сохраню: Сталинградского наста Мы ломали броню.
И на запад сметая Паутину траншей, Шла фронтов цепь литая, Только раны зашей!
Шрамы Родины долго Не сходили с лица: Обожженная Волга, Беспризорный пацан.
Потому так сурово В предрассветную даль Утром двадцать второго Смотрит мой календарь.
Вспышка магния
Говорят, остается на фото частичка души. Хорошо, если б так… Видел прадеда я лишь на фото: Опьяняющий запах сирени в объятьях душил Одного, кто дошел до Победы из маршевой роты.
Он смотрел в объектив, как до этого тысячу раз Он заглядывал смерти в свинцово-пустые глазницы, Когда прочь ее гнал от испуганных девичьих глаз По изрытой металлом земле через три госграницы.
Эта девочка станет когда-нибудь бабушкой мне, Но об этом мой прадед уже никогда не узнает. Для меня он навечно остался в берлинской весне – Вспышкой магния вырванном миге победного мая.
Он глядит на меня: ну-ка, правнук, ровнее дыши! Дескать, всюду протопает матушка наша пехота… Говорят, остается на фото частичка души – Хорошо, если б так. Ну, хотя бы для этого фото…
Наполовину был убит
Я дважды шел землицей нашей: Шел на восход и на закат. Шагал вдвоем с моим «папашей» Тому, что жив еще, был рад…
… Прошла война, но грудь щемит… Ведь я, согласно строгим сводкам Статистики по одногодкам, Наполовину был убит…
Фронтовик
Отрезав будто речь о том, Чья здесь вина, Пустой рукав запавшим ртом Сказал: «Война».
Был год послевоенный лих: Разор, расстрой. Пришлось ворочать за двоих Одной рукой.
Твердела мышцами рука, Росла в кости, И мало кто фронтовика Мог обойти.
Жену он крепко обнимал, Жил в полный рост, И сына с дочкой поднимал До самых звезд.
Безымянный солдат
Ранив листья навылет в парке, Греет солнце граненый камень Письменами – как те, без марки Доходившие даже в пламя.
Здесь и в смокинги, и в фуфайки, Те, кто рядом стоят, одеты, Пробегают детишек стайки, И невесты кладут букеты.
Память с временем – бой неравный, Сколько будут цветы живыми? Безымянный солдат… Неправда! Ведь Солдат – это тоже Имя!
Тень журавлиных крыльев
Словно медали деда, Солнечный диск надраен: Небо на День Победы – Как небеса над раем.
Реки людские в мае Вверх устремляют русло: Лестницей на Мамаев, Тропами Приэльбрусья.
Там шли в атаку роты, Вязли в тягучих глинах... Павшими за высоты Кладбищ полны низины...
Тем, кто навек уснули, Белый журавль – попутчик. Ветры свистят как пули, Гонят седые тучи.
Тучи плывут, не зная, Что под небесной крышей С каждым девятым мая Линия фронта – выше.
Гром отгрохочет медный, Ливень все слезы выльет. Горечь на дне победы – Тень журавлиных крыльев.
Последний ветеран
Как вынуть нам осколки те и пули, Что плоть живую жгут с сороковых? … Дошли они до сердца, не свернули. Застыли годы в скорбном карауле: Он демобилизован из живых.
Последний ветеран, кому свое ты Дежурство боевое передашь? Шагают вверх неотвратимо роты, Шагают вверх невозвратимо роты, На белый цвет меняя камуфляж.
Гранитный генерал
Генерал с лицом темнее гранита – Въелся дым, впечатал в память зарубы – Скорбно замер с головой непокрытой: Не разжать ему недвижные губы,
Не назвать своих бойцов поименно, Прямо с марша уходивших в былину. Сколько в землю полегло батальонов На пути от Сталинграда к Берлину?
И ни мрамора, ни бронзы не хватит, Чтобы каждому воздать по заслугам… Но взгляни: в могилах спящие рати Прорастают зеленеющим лугом!
Жизнь всегда, в итоге, смерти сильнее – Тихий сквер облюбовали мамаши: Вечерами здесь, пока не стемнеет, Дети бегают, ручонками машут.
В центре шумной озорной переклички Генерал следит, как дедушка строгий, Чтоб стихали мимолетные стычки, Чтоб смотрели непоседы под ноги.
Улыбается гранитною складкой, Мягче взгляд, что был в бою тверже стали: «Из таких же, как вот эти ребятки, И мои богатыри вырастали...»
Ведь солдаты не за то умирают, Что им памятников мы понастроим... Рядом с памятником дети играют – Это лучшая награда героям.
