* * * Ну что с того, что он сказал: «Не буду куклой ротозеям!»
…Пришли, как в выставочный зал, Под своды ветхого музея – В его холодную избу, Где пахло хвоей и свечами. Стояли, закусив в губу, С глазами полными печали. Из красно-белого тряпья Гримаска постная желтела, И каждый думал: «Там не я. Моё пока упруго тело. Мне до холодного одра Ещё…» Оркестр привычно грянул, И каждый понял вдруг: пора! В последний раз на куклу глянул…
И потянулась чередой Толпа за неказистым гробом, За чьей-то личною бедой, За ним – не важным, не особым. Тропинкой, что вилась дугой К почти забытому погосту, Шагали, гнулись под пургой, Трамбуя снежные заносы. У ямы, где земли куски Разнились с белизною снега, Сморкались в белые платки, Сопели, молча глядя в небо. И застучали о кумач Земли оледенелой комья…
А был ли стон? А был ли плач? Не помню… Да и не о том я.
Смерть - это то, чем воспользуется каждый, вот только время никому и никогда доподлинно бывает неизвестно...
Момент прихода и ухода, всегда зависит не от нас, За гробом, со слезами.молча, идём не поднимая глаз. Шагаем следом за толпою, за чьей то личною бедой, А в голове стучит набатом, как хорошо, что не со мной...
