* * * Ночь узорные сны вышивала и лунным напёрстком Помогала игле через тело тянуть волокно. Там, где жилки внахлёст, будто два голубых перекрёстка, Билась хрупкая мысль, и крутилось цветное кино.
Высь с землёю срасталась: в единое две половинки, И твердела вода в океанах подобьем стекла, И в груди, мельтеша и взрываясь, гудели кровинки, И с хлопком из лопаток вставали два белых крыла.
…И летела душа, ни дыханья, ни плоти не чуя, И из лунной криницы серебряной влаги пила. Плоть пружинами мышц ожидала обмана и чуда, Волшебства и иллюзий желала она и… спала.
А душа всё летела. Всё дальше, всё выше летела, И несли её к солнцу два белых, два острых крыла… Ну а плоть в предвкушении радостном чуда хотела, Волшебства и иллюзий желала она и… спала.
А когда первым жарким костром полыхнуло от солнца, Встрепенулась душа и в обратный отправилась путь. Обняла она солнечный луч и проникла в оконце, В деревянное тело, в пустую, в безликую грудь.
…Задрожали ресницы, и вскинулись влажные веки, И столкнулись зрачки с заоконным привычным панно. Всполошилась, вскричала, забилась тоска в Человеке, Понял он: чуда нет, до конца докрутилось кино.
Скрипнул он позвонками и сел. Надо встать и одеться. Сунул голову в майку, и ногу в штанину продел… Будет много ненужной работы сегодня для сердца, А для тела – бессчётное множество будничных дел.
