О дочь верховного Эфира! О светозарная краса! В руке твоей олива мира, А не губящая коса. Евгений Баратынский, "Смерть"
Смерть утомилась от трудов тяжёлых И села на скамью, у пруда, возле школы. Я там гулял частенько. В этот раз Я тоже был там… Вижу — пара глаз Меня холодной молнией пронзила, Я вдруг ослаб (куда девалась сила?), Присел я на скамью, ту, где Она сидела. Что Смерть она — не знал я, вот в чём дело.
“Позвольте… Я присяду…”, — (мямлю извиненья), — “Быть может, помешал? Прошу у вас прощенья… Устал я что-то”.
“И не мудрено”, — Она мне говорит, —“живёте вы давно, И всё в заботах, всё в трудах напрасных. А грезите… о женщинах прекрасных!”
Флирт затевает? — ёкнуло сердечко, Не зря подсел на это я местечко.
“Ну, как не грезить!”— говорю, — “Ведь женский колорит — Для нас, мужчин, сильнее, чем магнит”.
Ну вот, флиртую с незнакомкой! Подумал я, и стало мне неловко… Но женщина она, так надо рассмотреть — С кем говорю, взглянул и понял — Смерть! Как, почему решил — не разумею, Но чувствую — уйти уже не смею.
“Так Вы за мной?” — с трудом я прошептал, — “Но... я... я от ходьбы... немножко приустал, Да, да, лишь от ходьбы, а не от жизни”, (тут пот меня прошиб, рубашка — ну хоть выжми).
“Узнали вы меня… Да не дрожите, Пока что не за вами я, живите. Ну, успокойтесь, говорю же, не за вами!”
(Ах, можно ль верить этой страшной даме?) Но раз такой уж случай подвернулся, Решил спросить (тут к ней я обернулся):
“Скажите, эта ваша… ну… работа… Неужто, вам так убивать охота? Быть вечной спутницей несчастья?”
И тут она меня схватила за запястье (На вид хрупка, а ведь какая сила!), И страстно, горячо заговорила.
“Ну, что вы, люди, обо мне насочинили! В каких грехах меня не обвинили! Рисуете безглазою, с косою за плечами, А если вспоминаете, худыми лишь речами…
Косой своей, мол, острою всех косит без разбора — Младенца ли, кормильца ли, героя или вора. Мол, тешусь я да радуюсь, как жизни отнимаю, А я, ведь, никого и никогда не убиваю.
Да разве ж я вам затеваю войны? Страшнее век от века ваши бойни. Как вспомню Нагасаки, Хиросиму, Ужасней не придумаешь картину… В сравненье с нею Ад — невинная забава, Творцов её должна б худая слава Испепелить, со света извести, Но нет! Страна у вас в чести, Та, что свершила это злодеянье, Для вас она кумир, вас всех её сиянье Слепит. Слепцов она порабощает, В беспамятных, в манкуртов превращает.
Ох, тяжкая тогда мне выпала работа! Не до седьмого… не до тысячного пота, Принять мгновенно сотни тысяч душ… Ах, вы бы знали, как не лёгок Смерти гуж!
Глупцы! Меня убийцей величают, А истинных убийц не замечают. Убийца главный — это ваш “прогресс”! Вот кто действительно вас косит. Всё отравил от почвы до небес Природа, уж и та пощады просит.
А, ведь, она вам мать… Но разве ж вам понять! О, как же вы себе во вред упрямы! Вино и сигарета Сживают вас со света, Вы — дети малые — и Евы, и Адамы. Прислушайтесь, о чём звонят вам Храмы!
Творец Великий людям Разум дал, Чтобы Его закон повсюду правил, Вы ж возвели в Правители бездушный Капитал, Он разум ваш служить себе заставил”.
Глупец же я! Пофлиртовал… А говорит как ясно! И, кажется, она не так уж и опасна. Не убиваю, говорит. Что ж это означает?
“А то”,— она вдруг отвечает,
(Я не спросил! Она читает Все мысли в наших головах), —
“Вся правда тут, в моих словах. Я никого не убиваю, Я только души принимаю; Когда из тела Жизнь уходит, Душа во мне приют находит; Через меня лежит дорога Для душ людских к престолу Бога!
Но я тут с вами просидела, А для меня приспело дело. Вон, видите, столкнулись две машины, Зовёт меня душа мужчины; Совсем юнец, ему бы жить да жить… Когда ж научитесь вы жизнью дорожить!”
Хотел ещё спросить… Но нет её… Как будто растворилась! Да правда ль, что была? Иль это мне приснилось
“Да, правда — я была, я здесь сейчас, я всюду; Всегда я здесь со всеми рядом буду. Цените жизнь и с нею не играйте, Но обо мне не забывайте”.
