На реке у косогора, У темнеющего бора, Стали на ночь бурлаки, Разбитные мужики. На костре кулеш сварили, Быстро ужин проглотили, Настояли взвар в котле, Растянулись на траве. И хотя весь день ломались И с течением сражались, Но под яркою луной Не спалось в тиши ночной. «Шишка» у огня пригрелся, На бревно бочком уселся И ватаге бурлаков, Разудалых мужиков, Стал нести вдруг небылицу, Протянув к огню десницу. Клялся пегой бородой, Что, ныряя под водой, Он увидел там русалку. В тот же миг, забыв рыбалку, За хвост деву ухватил И на берег потащил. Нежить вырваться пытаясь, В глубину уплыть стараясь, В бой вступила с молодцом, Бывшим сельским кузнецом. Начали махать руками, Заплелись в клубок телами, Завертелись колесом, Закрутились буравом. Водяница, отбиваясь, Из объятий выбираясь, Резко выгнувшись дугой, Ухватила уд рукой. С мавой, поняв, что не сладить, Нужно миром всё уладить, Если резко вдруг рванёт, То «кормило» оторвёт. Деве — скользкой, одержимой, Пахнущей речною тиной — Простонал в лицо Иван: «Разожми же ты капкан! Пощади меня девица, Водяная молодица, Обещаю в тот же миг — Я исчезну с глаз твоих». Мужики захохотали — Аж деревья задрожали. Смех разнёсся по реке, Растворился вдалеке. Дед Анисим тут сквозь слёзы, Чей язык острей занозы, Хрюкнув, тихо просипел: «Отдала хоть, что хотел?» Вновь, как гром, раздался хохот, Будто пушек страшный грохот Разорвал ночную мглу И качнул вдали скалу.
Новый лоцман отсмеялся, Тишины ночной дождался, Поднял трубку с табаком, Пыхнул сладеньким дымком И повёл рассказ степенно, Без ухмылки, вдохновенно, Про историю одну — Про счастливую судьбу. Как-то под дождём в деревню, Спотыкаясь, смутной тенью К ним цыганка забрела И на помощь позвала. Но людишки не хотели В дом пускать, а лишь смотрели Через щёлочки в окно, Хоть и было уж темно. Этим летом шумный табор Ночевал с деревней рядом: Вольные сыны степей Увели во тьме коней, Тряпкой «бабки» обмотали И лошадушек угнали. Растворились, будто дым, — Ветром унесло ночным. Почернел лицом хозяин, Нрава кроткого крестьянин, — Крепко с горя запил он, Из груди лишь рвался стон. От петли спасли насилу Добродушного Данилу. Тут цыганка шасть к нему, На ночлег просясь в избу. Хоть чавелы обокрали, Лошадей его забрали, Пожалел больную он, Запустил цыганку в дом. Сердце дрогнуло Данилы, Не нашёл прогнать он силы. Состраданье — божий дар, Злоба — для души угар. Запалил в избе лучину, С домницы собрал рябину, Постелил на ней тюфяк, Сел на лавку и обмяк. Забралась на печь цыганка. Не взяла чтоб лихоманка — Дала жёнка молока. Жизнь не учит дурака… Утром Лала в благодарность, Проявив к крестьянам жалость, Обещала им помочь — Нищету прогнать их прочь. Расспросила о деревне: Кто богатый, кто тут бедный, Чем болеют, где живут, Как детишек их зовут, У кого в деревне лавки, И полны ли в них прилавки, — Всё узнала, что смогла, Поклонилась и ушла. Через месяц в ту деревню, Первый снег когда на землю Белоснежным лёг ковром На дороге под окном, Смуглая зашла цыганка, Разодетая гадалка, С яркой шалью на плечах И с улыбкой на устах, Кочевого дочь народа, Для которого свобода Выше злата всех царей И заморских королей. Чернобровая цыганка, Вольной жизни лишь служанка, Подступила к мужикам, Деревенским богачам, Что в тулупах из овчины, Опираясь на жердины, Говорили о делах, О зиме и о дровах. Стала гордо перед ними, Богатеями хмельными, Предложила погадать, О судьбе их рассказать — Ждёт какая их планида, У кого на них обида… Те давай цыганку гнать, На гадалку все кричать: «Что, как чёрный ворон кружишь, Батогов сейчас заслужишь! Ты тулуп-то отпусти. Прочь с дороги! Отойди!» Но цыганка улыбнулась, К Стёпке быстро повернулась, Карты вынув из платка, На них дунула слегка. Головой тряхнула лихо И ему сказала тихо: «Ясно вижу, у тебя Под Коломной есть родня, На Успенье вы ругались, Со скандалом и расстались. Ты их домом завладел, Только домик тот — сгорел. На ноге я вижу шрамы, Залечил давно ты раны — В Пасху шёл к своей куме, Заблудился в темноте, Злющий пёс цепной, соседский, План сорвал твой молодецкий, Поп ругал тебя за блуд. Карты эти, может, врут?» Посмотрела на Корнея И, как будто бы, жалея Тихо говорит ему: «Делу гибель твоему». «Почему погибель делу? Что несёшь ты за химеру?» — Громко закричал Корней, Напугав чужих коней. «Сам смотри, вот туз бубновый Стелет тропку в дом казенный. — Зора шёпотом сказав, Укротила грозный нрав. — Подать ты в казну не платишь, На товар аржаны тратишь. Полную собрал мошну — Деньги любят тишину. Носишь казначею взятку, Чтобы не мешал достатку...» «Хватит языком молоть, Замолчи на миг ты хоть!» Рот зажал Корней цыганке, Но откуда знать южанке Тайные его дела? Ворожба видать сильна. Тут Федот вдруг, изумлённо, Поднял брови удивлённо. Зора, взгляд перехватив, За кушак его схватив, К мельнику лицо приблизив, Голос звонкий чуть понизив, Стала быстро говорить, Возле глаз кольцом крутить — Как Федот зерно ворует И на рынке им торгует. Тут уж мельник не стерпел, Взор отвёл и просипел: « Верно говоришь, гадалка, Чернобровая цыганка. Тайн нет в мире для тебя, Видишь взором сквозь меня. Денег дам, коль всё расскажешь И судьбу сейчас предскажешь. На вопрос один ответь — Ждать «с косой», когда же смерть? Сколько жить ещё осталось? Впереди грядёт ведь старость». Головой тряхнул Степан И полез рукой в карман. Деньги Зоре он в ладошки С горкой сыплет. Тут серёжки Кинул сверху и Корней. Хором просят, чтоб скорей Им ведунья рассказала, Что из карт она узнала. Смерть когда к ним в дом придёт И с собой их заберёт? Вновь берёт цыганка карты Посмотреть на тайны кармы. А Степан, Корней, Федот, Важно выпятив живот, Предсказаний ожидают И услышать все мечтают, Что сто лет ещё им жить, Веселится, духарить. Раскрасневшись, как от бега, Стёпка от волненья снега В руку взял, протёр лицо, Дёрнул в ухе за кольцо. Тут гадалка отрешённо Посмотрела вдруг невольно, На трясущихся мирян, Уважаемых селян: «Карты всё мне рассказали, Ваши судьбы показали, — Тихо Зора начала Говорить свои слова, — Прозябает тут Данила, Вас судьба им одарила, Долго жить он будет сам, Так угодно небесам. А когда помрёт сердешный, Там Степан весной в путь вечный Следом сам уйдёт за ним, За соседушкой своим. Год потом Корней протянет, Но судьбу он не обманет. За торговцем и Федот Через десять дней помрёт». Карты собрала гадалка, Скрылась с глаз вдали цыганка, Озадачив простаков, Богатеев — мужиков.
Зажил как в раю Данила, Счастье парню привалило! Лишь с лопатой только он В огород идёт за дом, Тут бежит Федот кудлатый, Пряча взгляд свой виноватый. Не успел гряду вскопать — Просит парня полежать Под кустом черники зрелой Или под берёзкой белой. Чуть простудится сосед — Баньку тут же топит дед, Нанял что Корней для дела — Дорогое парить тело. Стёпка знахаря везёт, В туеске медок несёт. Сыр, сметана, яйца в доме, Пиво в бочке на соломе, Мясо, рыба и икра, На верёвке бастурма, Есть курятина в сметане, Медвежатина в чулане, Вдоволь водки на столе, Щи томятся на огне. Есть в избе всё у Данилы, Не работал чтоб — а силы Не растрачивал, берёг, От болезней бы не слёг. Поперёк себя стал шире, В глазках искры мельтешили, Ведь Данила много ел — Занедужил, заболел. От хвороб не оклемался, За столом так и скончался. Горевала вся семья, Все соседи и родня.
Через год Степан суровый Гроб в избу принес дубовый, Помолился образам, Волю дал своим слезам, Ласково с семьёй простился И судьбине покорился — В домовину тихо лёг, Мост последний к жизни сжёг. Так лежал он два денёчка, Дожидаясь ангелочка. Захотелось пить и есть, И решил во гробе сесть. Вскоре, "плюнув" на гадалку, Сел за стол пустой на лавку, Кликнул жёнку и детей, Всех соседей и гостей. Шёл неделю пир счастливый, Стал Степан с тех пор игривый…» Тут рассказчик замолчал, Ведь костёр уж догорал. Голос кто-то подал хрипло: «Ну а дальше-то что было?» Лоцман угли помешал, Как-то часто задышал, От улыбки все морщинки Стали тоньше паутинки. В грудь он воздуха набрал, И со смехом отвечал: «А девять месяцев спустя, На свет родился братцы… Я!!!» На мгновенье тишина Опустилась у костра. «Тот счастливчик — мой родитель! Год потом ходил в обитель. Хоть теперь отец — старик, Духом он ещё не сник. Правда, с палочкой уж ходит, Но дела себе находит — На завалинке сидит И за внуками глядит». Все от смеха покатились, Кто стоял — те повалились. Хохот дружный, громовой, Разразился над рекой. Кашевар забавно прыгал И ногой потешно дрыгал. Дед Анисим рот открыл, Соляным столбом застыл. Поп-расстрига так катался, Что чуть в реку не сорвался. Водолив оторопел И от смеха захрипел. Лоцман тоже посмеялся, Для порядка заругался: "Всё! Шабаш! Давайте спать, Завтра рано нам вставать".
Испокон веков в России, Посмеяться все любили, С шуткой легче тяжкий труд, Люди с ней везде живут. Наслажденье и услада, Для души она награда, С шуткой нужно всем дружить — Сердца смехом веселить.
октябрь 2015 года — октябрь 2016 года
Косогор – склон горы или холма. Кулеш – блюдо из пшённой крупы и сала. Взвар – отвар с варившимися в нем сухими фруктами или ягодами. Шишка – самый опытный и сильный бурлак, идущий в лямке первым. Десница – десная, правая рука. Нежить (нечисть) - старорусское собирательное название типа мифических существ, включающее: домовых, леших, водяных и других демонов. Уд – мужское достоинство. Мава – русалка. Кормило – руль судна (устар. перен.) Лоцман – человек на руле, фактически капитан корабля. Бабки – (путовая кость) у лошадей, смягчают удары конечностей о землю. Чавелы – ребята, парни цыгане. Угар – удушливый ядовитый газ, болезненное состояние от этого газа. Домница–печь. Лихоманка - в славянской мифологии персонифицированная в образе женщины болезнь, вселяющаяся в человека и вызывающая то озноб, то жар. Планида – судьба, доля, участь. Батоги – палки или толстые прутья толщиной в палец с обрезанными концами для телесных наказаний. Успенье – православный праздник, посвящённый воспоминанию смерти (успения) Божией Матери. Пасха – самый важный христианский праздник. Блуд – разврат, прелюбодеяние, уклонение от прямого пути в прямом и переносном смысле. Аржан – деньги (от фр. argent) . Зора – (цыг., жен.) - "заря". Карма - [санскр. karma действие] в индийской религии и философии: «закон возмездия», по которому в соответствии с добрыми и злыми деяниями живому существу предопределяется судьба в последующих перевоплощениях. Духарить–острословить, веселиться, шутить, проказничать. Туесок – небольшой берестяной короб с крышкой. Бастурма – вяленая вырезка из говяжьего мяса. Судьбина – обычно о несчастливой судьбе, горькой участи. Домовина – гроб. Расстрига – в царской России бывший («расстриженный») священнослужитель Водолив – на Волге род старшины на судне над бурлаками; наблюдает за сохранностью клади и заведует расходами артели. Шабаш – конец, довольно.
